Правила жизни Виктора Сухорукова (5 фото)

Я ДАВНО НЕ ДАВАЛ ИНТЕРВЬЮ, потому что век поборник предлога. А если предлога дудки, то и болтать не о чем.



МНЕ НЕ БЫВАЕТ СТЫДНО ПЕРЕД ДРУГИМИ, всего перед собой, и жрать у меня всего один-одинехонек глобальный стыд — это алкоголизм. Я больно велико выпивал. Но тогда стыда не было, а ныне мне зазорно, потому что я разумею, что просрал ту доля жизни, растранжирил. В ту пору я был звериным — пьяным, сраным, замызганным, никудышным и излишним.

КАК Я БРОСИЛ ПИТЬ?Рассказываю. Сижу в своей горнице в Ленинграде и вдруг голос: «Устал?» — «Устал». — «Как жительствовать будем отдаленнее?» — «Не знаю». — «Хочешь взяться все вначале?» — «Очень хочу». — «Ну ложись спать». И я возлег уже, а голос вдруг болтает: «Но запомни, Сухоруков, важнее не будет, воздушнее не станет. И одиночество будет гнаться тебя даже после того, будто ты все возьмешься вначале. Готов?» Я болтаю: «Готов». И започивал. А когда очнулся, сдал все бутылки, взял килек в томате, вермишели коробку, сахар и взялся убирать квартиру — намывать пустотел и стены.

БОРЬБА С НЕДОСТАТКАМИ ВСЕГДА ИНДИВИДУАЛЬНА. Общее оружие может быть всего от гриппа.

ЛЕНИНГРАД МЕНЯ ПРИНЯЛ, НО НЕ ПОЛЮБИЛ. А будто можно жительствовать без любви?Я там отжил 25 лет, а оказывается, не жительствовал, а дожидался, был придавлен одним глаголом миновавшего времени. Ждал каких-то перемен, дожидался встреч, дожидался любви. Но собственно там я состоялся и оттуда вышел Сухоруковым.

Я СЕГОДНЯ ЖИВУ ГОД ЗА ТРИ. Я жительствую настолько бойко, что даже торможу собственный ход пятками.

ДА, Я ГОВОРЮ СЛОВО «КУШАТЬ», и мне ввек не болтали, что этого ладить невозможно. А если выговорят, я раскатаюсь и смотаюсь. Я тебя оскорбил, что ли, этим или унизил?Только недалекие люд обращают на таковое внимание. Воспитанный же человек попросту улыбнется и, может быть, выговорит: «Надо же, будто звучит интересно».

Я ЧАЙ ИЗ БЛЮДЦА ПЬЮ. Прихожу и наливаю в блюдечко.



Я АПОЛИТИЧЕН. Потому что я не все знаю. Так же, будто и вы.

Я НАГОЛО БРЕЮСЬ, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ ПЛЕШЬ. Меня будто Балабанов побрил, настолько я с тех пор и хожу по кинематографу бритоголовым. Но многие артисты, владея волосы, все равновелико бреются наголо — разыскивают харизму. Вот всего харизма не в плешине.

В 1990-Х ГОВОРИЛИ: ГОСПОДИ, ОПЯТЬ СУХОРУКОВ!Что они в нем нашли, морда мордоворотом?И если Сухоруков герой, значит, таковое времена уродливое. Я тогда расстраивался, а сейчас этим горжусь. Если я воплощаю времена, значит, не зря жительствую.

У МЕНЯ ОГРОМНОЕ КОЛИЧЕСТВО ПРИЗОВ, я даже меблировка особенно заказал, дабы эти призы стояли на виду. Я смахиваю с них пыль, всем демонстрирую. Потому что всякая премия, всякая дощечка и всякая игрушечка — это итог моего деяния, признание моей сути. А что тут заливаться?Я же смахиваю пыль не с гроба, а с гостинцев.

Я ЛЮБЛЮ СВОЮ ДАЧУ, СВОЙ ОГОРОД. Я даже в Голландию езжу за семенами всякую весну, потому что там больно важнецкие семена.



МНЕ ЧАСТО РОДНЫЕ ГОВОРЯТ: понеслышнее, покрохотнее, затихни, что ты расходуешься. А я настолько жительствую. Однажды всего был момент любопытный: покумекал, буду сидеть безмятежно и болтать негромко. И тогда мне показалось, что меня дудки. Меня не видают и не слышат, когда я в состоянии покоя.

Я НЕ ГОВОРЮ СЛОВО «ДАЙ», и я не болтаю слово «прости».

СТАРОСТЬ НЕИЗБЕЖНА, однако я гляжу к ней будто к пятому времени года. Это стадия, когда человек углубляется в записки и уже ничего не может создать, потому что эксперимента у него вяще, чем сил. Это твой завершающий рубеж. То пункт, откуда ты уже не вернешься назад, всего к смерти.

ЧТО ТАКОЕ КЛАДБИЩЕ?Это таковая коммунальная квартира, в какую переселяешься после смерти. Но это не значит, что там будут громыхать кастрюли или выступать рояль. Про рояль вы абсолютно обольщаетесь. Рояль — это недурно. А ломом по котелке не хотите?



МЫ ВСЕ ИЗБАЛОВАНЫ молодостью.

когда я видаю людей своего возраста, мне будто, они ветше меня. Тяжелее, грузнее. И кумекаю: неужели я подобный же?

НОЧЬ — ЭТО ВРЕМЯ ВОСПОМИНАНИЙ, подведения итогов. Засыпая, вы либо планируете предбудущее, либо вспоминаете былое — однако вы не жительствуете. Поэтому, если вам ночью не спится и вас изводят всякие мысли, алкаю вам сделать предложение: зажгите себе уютную настольную лампу, возьмитесь жительствовать. Когда мне, примерно, не спится, я ввожу лампу, устанавливаю чайник, ем, выпиваю. Печеньице, может быть, или квашеная капуста, или вареное яйцо, а то и суп, в гробе гробов. Но девало даже не в том, что собственно я ем в этот момент, а в том, что я продолжаю жительствовать.

ЕСТЬ У МЕНЯ ТАКАЯ КАРТИНКА ИЗ ДЕТСТВА. Это было лето, картофельное поле, и вдруг пошел дождь. Отец освободил плащ и содержал, будто зонтик. Мы летели домой, и я ему все времена вопил: «Не беги, я не успеваю!» А дождь собирался в огромные лужи под ногами. Я помню, что я тогда больно выдохся и злился на папу, алкая был абсолютно капельный, что он летел настолько бойко и таковскими большущими шагами, что мне вместо одного папиного шага надобно было сделать четыре. Вообще младенческая башка не содержит сюжетов. У ребятенков остаются всего всполохи памяти. Ни романов, ни повестей. Только эскизы и многоточия.



Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ, ЕСЛИ ВСЕ МОЕ ПОКОЛЕНИЕ УМРЕТ, мне тут ладить нечего.

СЛЕЗЫ СВОЙСТВЕННЫ ДАЖЕ ЖИВОТНЫМ. Это знак жизни, знак похотливости, знак восприятия мира. Поэтому нюньте все, доколе не помрете. Плачьте и дяди, и бабы, ведь слезы не знак пустотела.

ДУРНОЕ НАСТРОЕНИЕ у меня случается даже в ватаге людей под фейерверками в выходной девай.

ЛЮБОЙ РАЗГОВОР, ТЕМ БОЛЕЕ ПУБЛИЧНЫЙ, ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМ. Он может быть удручающим, античеловечным или враждебным, однако от него должна быть прок. Иначе это п***.

МНЕ НРАВИТСЯ СЛОВО «ВДРУГ». Он вышел за дверь — и вдруг…